ЭКСПРОПРИАЦИЯ
Опровергая утверждение чекистов, что все семеро его детей служат в белой гвардии, П.Ф.Рожанский показывал на допросе: где служат Константин, Николай, Борис — он не знает, возможно, и у белогвардейцев. Ему неизвестно также, где находится дочь Зинаида. Что же касается Михаила и Анатолия, то они, действительно, состоят в белой Северо-Западной армии. А вот сын Сергей, от которого, правда, уже давно никаких вестей — тот в Красной Армии. В подтверждение этого Рожанский ссылался на письмо Сергея, полученное родителями в прошлом году, где была такая строка: «Сижу на красноармейском пайке…».
Однако следствие располагало найденной при обыске фотографией Сергея, где тот был одет в капитанскую форму с погонами и орденами. На обороте фотографии была помечена дата» 1918 г.», из чего чекисты делали заключение: на ней изображен белогвардеец. И рассказ Платона Федоровича о том, как в феврале 1918 года вернувшийся с фронта сын Сергей сфотографировался напоследок в парадной форме перед тем как отправиться в Лугу и поступить на службу к красным, не убедил следствие: «Ясно, каким он мог быть красноармейцем, когда Советской России было уже полгода, а он носит погоны и подписывается на фотокарточке «капитан».
Спор между чекистами и их жертвой о принадлежности Сергея Рожанско-го к Красной Армии стал ключевым во всем следственном деле. Обе стороны понимали: подтвердись это неоспоримым фактом и старшие Рожанские были бы немедленно освобождены, все их имущество, включая и тот украденный «под шумок» пуд ржи, было бы тут же возвращено, а партийному начальнику Котову пришлось бы подыскивать себе квартиру в другом месте. Во время Гражданской войны семьи красноармейцев пользовались особыми льготами, игнорировать которые не дано было даже всесильной «чрезвычайке».
У следствия также были серьезные претензии к поведению самого Платона Федоровича в то время, когда в Пскове стояла белая армия. Хотя на запрос чекистов о принадлежности Рожанского к Северо-Западной армии ими был получен отрицательный ответ, однако они обратили внимание на один документ, найденный ими среди бумаг старого генерала. Это была выписка из приказа интенданта Особой сводной дивизии капитана Челищева от 18 августа 1919 г., согласно которой «бывший воспитатель-преподаватель Псковского кадетского корпуса, действительный статский советник» был зачислен на довольствие, кроме денежного. Рожанский не стал этого отрицать, однако никакой вины за собой не видел. Довольствие в белой армии получали многие, в том числе и те, кто не служил в ней. При белых в Пскове было открыто несколько бесплатных столовых. Платон Федорович, как старый, больной и безработный человек, был приписан к одной из них, к столовой имени Булак-Балаховича, которая находилась недалеко от его дома, рядом с епархиальным училищем. Однако через три недели Рожанский потерял свою обеденную карточку и, чтобы не умереть с голоду, воспользовался советом сына Михаила, служившего в Северо-Западной армии, и попытал счастья, подав прошение в штаб Булак-Балаховича о выдаче ему продовольственного пайка взамен утерянной карточки. Разрешение Рожанский получил, однако воспользоваться им он не успел: белые ушли из города.
Наконец, 10 октября 1919 г. состоялось заседание коллегии Псковской Губернской Чрезвычайной комиссии, которая рассмотрев дело № 51 по обвинению П.Ф.Рожанского, М.И.Рожанской и В.И.Черехинского в пособничестве контрреволюционерам, признала виновными Рожанскую и Черехинского и определила им наказание — по 5 лет общественно-принудительных работ. Что касается самого Рожанского, то предъявленное ему обвинение «революционный
суд» посчитал недоказанным, однако, учитывая, что он «имел близкую связь к белой гвардии» и что «несколько его сыновей и дочь служат в белой армии», а также во избежания шпионажа этого» выдающегося представителя бывшей царской власти» объявил его заложником до конца Гражданской войны. Имущество всех троих конфисковывалось.
На неопределенный, путаный характер текста этого приговора, с которым, кстати, осужденных ознакомили только почти спустя два месяца после суда, когда они уже были переведены в Великие Луки, обратил внимание сам П.Ф.Рожанский в своем заявлении ВЦИКу. «Приговор изложен в такой туманной форме, что я не могу понять, подлежу ли я амнистии или нет». В данном случае, судя по всему, революционная фемида руководствовалась даже не классовыми интересами, а обычной шкурной, воровской местью. Что же касается заявления во ВЦИК, написанного в середине января 1920 года, то это была последняя попытка Платона Федоровича достучаться до совести «рыцарей без страха и упрека». Заканчивалось оно так: «Какая ирония судьбы: имею знак беспорочной службы и вдруг — преступник! Пощадите, освободите и верните конфискованное имущество. Дайте спокойно старикам закрыть глаза навеки».
Согласно справке, составленной начальником великолуцкой тюрьмы 14 апреля 1920 года для Псковской ГубЧК, заложник П.Ф.Рожанский умер 28 февраля того же года в тюремной больнице. Несколько позже, 11 марта, по иронии судьбы в тот самый день, когда президиум Петроградского ЧК решил наконец препроводить последнее заявление Рожанского в ВЧК, скончалась от тифа в той же великолуцкой тюрьме и его жена, Мария Ивановна.
А между тем дело Рожанских стало приобретать совсем неожиданный для псковских чекистов оборот, о чем, к сожалению, сами Рожанские так никогда и не узнали. В деле Рожанских, ныне хранящемся в архиве Управления ФСБ по Псковской области, есть отдельная папка, в которую подшиты документы, которыми обменивались Псковская ЧК и Москва. Вот, к примеру, текст одного документа из этой папки:
«В Президиум ВЧК. 6 января с.г. мною было подано заявление в Президиум ВЧК, в котором я просил выдать мне на поруки арестованных в Пскове и находящихся в тюрьме г. Великие Луки П.Ф. и М.И. Рожанских. 7 февраля я просил ускорить рассмотрение моего ходатайства. Настоящим вновь прошу ускорить рассмотрение моего ходатайства.
Начальник 4-го мобильно-технического отдела Центрального Управления военных сообщений при РВС М.Варпаховский. 7 марта 1920 г.»
В левом верхнем углу бумаги — резолюция начальника Транспортного отдела ВЧК, члена коллегии ВЧК В.Фомина: «Президиум ВЧК прошу удовлетворить ходатайство».
Тут возникает вопрос, какое имел отношение к чете Рожанских работник аппарата Революционного Военного Совета Республики М.Варпаховский, к тому же имевший таких высоких покровителей, как видный партийный и государст-
венный деятель Василий Васильевич Фомин? Все разъясняет следующий документ из отдельной папки:
«В Президиум ВЧК. При сем препровождается материал по делу арестованных родителей жены начальника 4-го отдела Центрального Управления Военных сообщений тов. Варпаховского — Рожанских на 6 листах с просьбой ускорить ответ на наш номер 570 от 11 февраля.
Военный комиссар ЦУВС при РВС республики Глухов. 18 февраля 1920 г.»
Стало быть, единственная дочь Рожанских — Зинаида, причисленная псковскими чекистами к белой гвардии, была женой крупного советского военного чиновника! Конечно, не только военной обстановкой и всеобщей неразберихой можно объяснить, почему об этом не стало известно в Пскове раньше. Впрочем, для той системы борьбы, которую вели большевики за власть, это было частностью: подобные истории происходили постоянно, и дело престарелой четы Рожанских здесь не было исключением.
Опубликовано 20 Сентябрь 2010 в рубрике На рубежах России
Если Вам интересна эта тема - дополнительный материал Вы найдете в статьях:Новое на сайте: