ИЗГНАНИЕ, ГДЕ ТВОЕ ЖАЛО?

Где бы стезя ни бежала, Нам Русская снилась земля. Изгнание, где твое жало? Чужбина, где сила твоя?
Вл. Набоков
Сегодня большинству псковичей фамилия Дерюгиных мало что говорит. Но в начале прошлого 20-го века вряд ли нашелся бы в Псковской губернии образованный, грамотный человек, который не слышал о знатном дворянском роде Дерюгиных, давшем России не только крупных землевладельцев, но и немало славных, послуживших на благо Отечества людей. Достаточно сказать, что представители псковской дворянской ветви Дерюгиных — их происхождение, кстати, идет из Курской земли, — принимали участие в Прусских и Крымских походах 18-го века, в освобождении Бесарабии и Молдавии из-под власти турок, в знаменитом суворовском штурме Измаила.
Признаться, услышав о Татьяне Георгиевне Дерюгиной, я в первый момент даже не сразу поверил, что она — дочь крупного псковского общественного деятеля начала XX века, монархиста, депутата Государственной думы от Псковской губернии, одного из инициаторов создания белой Северо-Западной армии Георгия Михайловича Дерюгина. Настолько, казалось, невероятно далекой эпоха, связанная с этим именем. Но это было действительно так: Татьяна Георгиевна, младший ребенок в семье Г.М.Дерюгина, родилась в 1923 году в Германии, хорошо помнит отца и его рассказы о жизни в России. Осенью 2001 года Т.М.Де-рюгина, живущая ныне во Франции, приезжала в Псков. Ниже публикуемое интервью с ней впервые прозвучало на псковском областном радио.
O.K.: Татьяна Георгиевна, скажите, насколько глубоки корни семейства Дерюгиных здесь, на Псковской земле?
Т.Д.: Мне посчастливилось на днях поработать в архиве, что совершенно необычайно — просто милость Божия! — попасть в него и увидеть вдруг историю нашего рода, нашей семьисначала17-го века. Так что я теперь уверена достоверно, что я — коренная псковичка. И это наполнило меня великой радостью.
O.K.: To есть Псков знал не одно поколение Дерюгиных?
Т.Д.: Да. Мой отец, Георгий Михайлович, считал, что русский человек не мог иметь никакого другого гражданства или подданства, кроме российского. В крайнем случае, такие как мы, беженцы, бесподданные, могли бы принять только либо американское, либо швейцарское гражданство, потому что, говорил Георгий Михайлович, это единственные две страны, которые никогда не воевали с Россией. И так мы остались навсегда бесподданными — на веки вечные.
O.K.: Татьяна Георгиевна, расскажите, что вы помните об отце?
Т.Д.: Он же был относительно молодым, когда ему пришлось покинуть свой край, свою родину. А я была девочкой, так что у меня сохранились только детские воспоминания. Как приходили к нам — мы ведь жили в Берлине -разные российские деятели, жившие в эмиграции, — я их всех помню. Например, Марков1…
O.K.: Николай Евгеньевич Марков 2-й?
Т.Д.: Да, конечно. Но потом Маркова-2-го мы перестали принимать, и не открывали больше ему дверей, так как нам не нравились его идеи. Мой отец был в думской фракции националистов, но никак не крайне правых. Этим объясняется все наше окружение в эмиграции.
O.K.: Георгий Михайлович, конечно, рассказывал вам о Пскове?
Т.Д.: Мой отец всегда только и говорил о Пскове, об Изборске, о нашем крае. Я буквально с пеленок впитала его рассказы о том, как он приезжал, усталый, после думской сессии из Петербурга в свою родную Колосовку, а к нему приходил старый сказочник и чуть ли не всю ночь рассказывал ему местные легенды, предания — отец очень любил их слушать. Колосовка для моего отца была раем на земле, и ничего лучшего он не мог себе представить. Он часто вспоминал о Колосовке, о том, как там цветут яблони, какие там в парке аллеи. В свое время у него были большие планы поднять там хозяйство, потому что, пояснял он, почвы там бедные и нужно было помочь краю как-то развиться. Он устроил в Колосовке плантацию яблок-антоновок. Я никогда этих антоновок не пробовала, потому что на Западе их нет, но хорошо знала, что они душистые, как они выглядят и какого цвета, — разуме-
ется, по описаниям отца. Ион хотел начать экспорт этих яблок в Швецию. Потом он ведь закончил не только юридический факультет Петербургского университета, но и археологический, потому что в нашем имении, в Колосовке, было очень много курганов, и отец очень увлекся их раскопками. Он был совершенно уверен, что он найдет могилу Трувора. Но, конечно, времени у отца было очень немного, особенно с началом Первой мировой войны, когда он был выбран особоуполномоченным думы на фронте. В журнале «Нива» была помещена фотография, на которой сняты Николай II и мой отец во время инспекторской проверки содержания и быта русских солдат на передовой.
O.K.: Георгий Михайлович был настроен патриотически? Т.Д.: Безусловно. До революции у родителей была вилла «Акация» на Лазурном берегу в Булье-Сернер (Франция). Но когда вспыхнула Первая мировая война, и Государь обратился ко всем русским людям, у которых было какое-то имущество за границей, и попросил их вернуть это имущество, а так же деньги в Россию, то мои родители продали эту виллу без сожаления. Между прочим, она до сих пор там стоит. Вот поэтому у нас абсолютно ничего не осталось после революции. Но этот поступок для отца был совершенно естественным, поскольку Россия оказалась в состоянии войны. Конечно, так поступали тогда многие, не он один. Потом отец состоял в финансовой комиссии Думы и участвовал в проверке всех финансовых займов государства. Но самым дорогим для отца был, конечно, его край — Колосовка, школа, образование крестьянских детей. Он был очень деятельным в земстве, как и все мои предки, о чем я с удивлением узнала, работая в псковском архиве, — все они как-то участвовали в земстве.
Сколько приходилось слышать очень жестких, замешанных на классовой ненависти оценок и суждений в адрес тех, кто оказался по другую от большевиков сторону баррикад в Гражданской войне. Кажется, ни одного светлого мазка не оставили для их характеристики. И ни слова, ни звука о главном для нас, наиважнейшем, о том, на чем, собственно, всегда и держалась Русь — об их подлинной русскости, верности национальным традициям, преданности русской государственности. И понятно, почему молчали, — все это казалось неважным, лишним, второстепенным, хотя и ответ напрашивался сам собою: благодаря этому и выстояли, не распались за долгие столетия, не разбрелись по лицу земли в поисках иной страны, иной, нежели у русских, доли. На этом держались и многие русские дворянские рода и в годы смуты, гражданских войн, и оказавшись за пределами России.
Здесь показательна и судьба самого Георгия Михайловича Дерюгина. Будучи убежденным монархистом, он не принимает порядка, который установила Февральская революция в стране, летом 1917 года входит в подпольную организацию, которая пыталась освободить царя и его семью из-под ареста и выве-стиихза границу. Планам этим не дано было осуществиться. Летом 1918 года, во время германской оккупации Пскова, Г. М.Дерюгин вместе с сенаторами Лав-риновским и Туган-Барановским становится инициатором создания русской белой армии на Северо-Западе, позднее в составе делегации едет в Киев, где встречается с храбрейшим генералом графом Келлером, чтобы просить того возглавить эту армию. Осенью того же года Совет обороны Северо-Запада напраляет Г. М.Дерюгина вместе с В. В. Назимовым на переговоры с союзным военным командованием.
Но и в первые годы эмиграции Г. М.Дерюгин не оставляет общественно-политической деятельности, становится членом ряда русских монархических организаций в Германии, участвует в работе 1-го съезда русских монархистов, который проходил в мае 1921 года в Рейхенгалле (Германия), входит в состав Постоянного совета монархического объединения.
O.K.: Татьяна Георгиевна, ну а как же пришлось вашей семье, вашим близким покинуть этот земной рай — Колосовку?