КРАСНЫЙ БАЛАХОВЕЦ

(И.Е. Егоров)
2 января 1919 года двое красноармейцев, рядовые Псковского отдельного пехотного полка корпуса ВЧК Иван Виноградов и Федор Бобров, смотрели представление в Пушкинском народном театре. Что в тот день там показывали, сказать трудно — скорее всего это было бесплатное, как тогда полагалось, новогоднее зрелище для красноармейцев и совслужащих. Но достоверно известно, что рядовым Виноградову и Боброву спектакль досмотреть не пришлось. Дело
в том, что во время антракта они увидели в зале красноармейца, в котором узнали одного из бойцов отряда Булак-Балаховича, проходившего через их родную деревню в начале ноября 1918 года. (ГАПО, Р-827, оп. 4 д. 9.)
Недолго думая, Виноградов и Бобров бросились к дежурившему в театре милиционеру, тот задержал подозреваемого, и затем вместе они отправились в ГубЧК, благо, что до нее было рукой подать. Дежурный чекист Федохин принял арестованного, оказавшегося Иваном Егоровым, и тут же взял показания у обоих друзей-красноармейцев.
Первым дал объяснения Иван Виноградов. До службы в полку, в команде пулеметчиков 5-й роты, он жил в деревне Березки, что неподалеку от Карамы-шево, крестьянствовал. Приблизительно 5 ноября 1918 года в их деревне остановился отряд Булак-Балаховича. По словам Виноградова, балаховцы отнимали у крестьян лошадей и увозили с собою массу награбленных вещей. Среди них был и этот Егоров — его лицо хорошо запомнилось Виноградову.
Второй красноармеец, Федор Бобров, почти в точности повторил показания своего односельчанина.
Арестованный Иван Егоров, боец караульной роты при Псковском уездном комиссариате по военным делам, вначале категорически отрицал предъявленное ему обвинение: «В грабежах, чинимых Балаховичем и его отрядом, не участвовал. Виноградова и Боброва не знаю». Лишь впоследствии, после долгого разбирательства и очной ставки с Виноградовым и Бобровым, обвиняемому пришлось признаться в том, что в Пикалихинской волости, где и находилась деревня Березки, он был в составе отряда Балаховича, однако никого из местных жителей не запомнил.
Дело Егорова могло показаться вполне заурядным для тех лет делом по обвинению» в принадлежности к белогвардейским бандам», если б не одно очень важное обстоятельство. Суть его состояла в том, что «банда» Булак-Балаховича в то время, когда в ней служил Егоров, была не белой, а… красной. Как выяснилось в ходе следствия, Иван Егорович Егоров, уроженец деревни Подгорье Торошинской волости, 23-х лет от роду, крестьянин, весной 1918 года был мобилизован в Красную Армию, служил в пограничном отряде, а в июне месяце в числе пятидесяти красноармейцев был откомандирован в Лугу, в кавалерийский полк 3-й Петроградской дивизии, которым командовал бывший штабс-ротмистр С.Н.Булак-Балахович.
Этот полк был сформирован Булак-Балаховичем в марте 1918 года из остатков конного партизанского отряда Л.Н.Пунина, прославившегося своими рейдами по немецким тылам во время мировой войны. Кстати, Леонид Пунин, брат заместителя наркома просвещения, искусствоведа, третьего мужа Анны Ахматовой Николая Лунина, до войны служил в 94-м Енисейском пехотном полку, расквартированном тогда в Пскове, он погиб во время одного из рейдов своего отряда под Ригой. После заключения Брестского мира часть пунинского отряда под командованием Булак-Балаховича отступила на советскую территорию и перешла на службу к большевикам. Фор-
мирование 1-го Лужского партизанского конного полка проходило по прямому указанию наркомвоенмора Л.Д.Троцкого. Укреплению авторитета Булак-Балаховича среди верхушки петроградских большевиков в немалой степени способствовали и его приятельские отношения с известным чекистом, председателем Ревтрибунала и заместителем председателя ВЧК Яковом Петерсом.
По всему, последние обстоятельства и служили своего рода индульгенцией для Булак-Балаховича во время карательных походов его конного полка против восставших крестьян Петроградской и Псковской губерний, недовольных советской властью и, прежде всего, политикой «военного коммунизма». По приказу командира его «хлопцы» проводили бессмысленные расстрелы, грабили сельское население.
Не перейди потом Булак-Балахович на сторону белых, он наверняка был бы причислен к лику «народных полководцев» Гражданской войны. Тем более, что храбрости ему было не занимать: за германскую кампанию был награжден шестью орденами и тремя Георгиевскими крестами (2-й, 3-й и 4-й степени), четырежды был ранен, при этом ни разу не покинул поле боя. Незаурядность личности С.Н.Булак-Балаховича отмечали многие из тех, кто встречался с ним, в том числе и поэтесса Зинаида Гиппиус. До поры до времени жестокость выходца из ко-венских крестьян, католика, будущего «атамана повстанческих отрядов» по отношению к русскому крестьянству устраивала Троцкого и его окружение.
Красноармеец Егоров, арестованный в псковском театре, как раз и начал служить в конном полку Булак-Балаховича в июне 1918 года, когда полк был направлен на подавление крестьянского бунта в Горской волости Порховско-го уезда. Правда, как выяснилось на допросе, Егоров в этой акции участия не принимал, а остался в Луге «за неимением лошади». Зато впоследствии вместе с полком разоружал крестьян Пикалихинской, Славковичской и других волостей Псковского и Порховского уездов, надо полагать, уже на своей лошади. Понятно, в такой «боевой» ситуации Егоров не обязан был помнить какую-то деревушку Березки и ее жителей, на чем, видимо, искренне настаивал он в своих показаниях чекистам. И уж тем более он никак не мог быть в ней 5 ноября 1918 года, как утверждали оба красноармейца, проживавшие тогда в Березках.
Все дело в том, что именно с 5 по 6 ноября в районе станции Карамышево конный полк Булак-Балаховича, в котором тогда насчитывалось около 500 человек, пересек демаркационную линию, разделявшую территорию Псковской губернии на две части — советскую и контролируемую оккупационными германскими войсками. Солдатам вначале объяснили, что полк идет освобождать Псков, но только на нейтральной зоне открылась измена, и часть рядового состава, отказавшись выполнять приказы своих командиров, повернула обратно.
Вот среди этих рядовых и был Иван Егоров, который, как следует из его показаний, «без документов бежал из отряда домой, в деревню», тем более что его деревня Подгорье была рядом, всего в нескольких километрах от
места перехода конного полка через границу.
В том, что Иван Егоров в составе балаховского отряда был в деревне Березки, сомнений не было. Иначе откуда бы Виноградов и Бобров узнали в нем бала-ховца? Но это произошло, по-видимому, раньше 5 ноября, поскольку в тот день отряду, естественно, было не до грабежей. Отсюда следовало, что боец Егоров действовал в составе красного полка и выполнял приказы красных командиров, не имея никакого отношения к «белогвардейской банде» Булак-Балаховича.
Правда, в какой-то момент чекистского расследования встал вопрос о дезертирстве подследственного Егорова из части, но тут опять парадокс, не вписывающийся в элементарную логику: ведь красноармеец покинул отряд только тогда, когда открылась измена и «пролетарский» полк из красного в считанные часы превратился в белый. Значит, как ни крути, а рабоче-крестьянскую власть Егоров не предавал. Тем более что он в середине декабря 18-го поступил на службу рядовым в караульную роту при Псковском уездном комиссариате по военным делам.
Псковские чекисты, наверное, и сами понимали всю абсурдность этого дела, но казуистика выражения «принадлежал к банде Балаховича» довлела над самой элементарной логикой. С неменьшим основанием, чем красноармейца Егорова, можно было бы привлечь к ответственности за содействия этой «банде» и военное руководство Петрограда, а с ним за одно — и самого всесильного председателя Реввоенсовета республики товарища Троцкого.