«КТО ЗНАЕТ КРАЙ…»

Подобную реакцию псковичей на приход белой армии в их древний город можно лучше понять, если вспомнить, как осквернили большевики гробницу святого князя Всеволода-Гавриила, выставив его мощи на всеобщее обозре­ние, как расправлялись они спленными белогвардейцами. Вот что писала в июле 1919 года жительница Пскова Марта Владимирова своей матери, которая жила в Белгороде: «Всех белогвардейцев они (т е. большевики — O.K.) уничтожили без всякого суда. У нас в городе массу народа расстреляли и по несколько человек зарывали в землю — даже креста не ставили на их могилах. Теперь их всех выкопали и похоронили по-христиански. Вот сейчас мимо нас повезли гро­бов десять — очень тяжелая картина».

«Восстает Россия, и распрямляется поруганная душа народная…» — писал неизвестный газетчик в упомянутом номере «Новой России», несомненно от­ражая мнение немалого числа псковичей.

Что же касается арестованной Зои Зеленовой, то, оказавшись в тюрьме на Губернаторской, она бодрости духа не теряла и по всему была уверена, что ей вскоре удастся выйти на свободу. «К тюремным порядкам начинаю привыкать, -писала она в своем письме к родителям из одиночной камеры № 35 — Только здоровье у меня неважно. Передайте учителю Алексею Васильевичу Некра­сову, чтобы он похлопотал, как бы не пропал учебный год».

11 октября 1921 г. коллегия ГубЧК, рассмотрев дело по обвинению Зеле­новой в «принадлежности к юношеской белогвардейской организации», нашла, что следователями вина ее доказана, но ввиду того, что на нее заводится аген­турное дело, «настоящее дело считать законченным». Говоря простым языком, Зоя Зеленова дала согласие на сотрудничество с чекистами, чем и заслужила себе прощение. О том, как она продолжала дальше жить, учиться, и отнюдь не из романтических побуждений скрывать свою двойную жизнь от друзей и то­варищей — об этом история умалчивает.

3. А.Зеленова была реабилитирована в 2001 году.

«В ЛИЦЕ СНИМКА ТРОЦКОГО…»

Вечером 31 октября 1919г. в канцелярию 5-го района Псковской го­родской советской рабоче-крестьянской милиции явился сильно возбужден­ный милиционер Иван Сафонов и сделал письменное заявление. Суть заяв­ления сводилась к тому, что на квартире у девицы Посвольской, которая проживает на Рижском шоссе, в присутствии хозяйки и его, Сафонова, не­кая гражданка Анна Григорьева «опровергала» советскую власть и хвалила белых. Кроме того, взяв в руки журчал где был помещен портрет товарища Троцкого, она «пальцами ко дола ему глаза, и при этом чазывала его разными словами». (ТАПО, Р-827. оп.4. д.7)

Заявление было принято, и на следующий день Анна Григорьевна, девица 18 лет, проживавшая на Ольгинской набережной, была вызвана в милицию. Узнав о цели своего вызова, Григорьева от всяких показаний отказалась и расписаться в своем отказе не пожелала. Начальнику 5-го участка милиции пришлось ее аре­стовать и вместе с заявлением милиционера Сафонова отправить в Псковскую губернскую ЧК.

Так был дан ход делу по обвинению А.Я.Григорьевой в агитации против со­ветской власти и надругательством над портретом тов. Троцкого. На первом же допросе обвиняемая показала, что она действительно, будучи на квартире своей подруги Посвольской, говорила слова, направленные против советской власти, но это было ею сказано с одной целью: чтобы позлить милиционера Сафонова, который надоедал ей своими разговорами. На самом же деле, ей советская власть нравится, поскольку она и ее бабушка, с которой они живут вместе и торгуют на базаре, при советской власти сыты. Что же касается портрета товарища Троцкого в журнале, то и здесь она пошутила, чтобы вывести из себя Сафонова.

Вызванная для дачи свидетельских показаний Анна Посольская объяснила это «шутливое» поведение Григорьевой. В тот злополучный вечер милиционер Сафонов, который ранее ухаживал за Григорьевой, переключил все свое внима­ние на хозяйку квартиры, ее подругу, чего Григорьева, естественно, спокойно вынести не могла. Сам же Сафонов, по всей вероятности, тоже хотел попугать Григорьеву, написав на нее заявление.

На этом чекистам можно было бы поставить точку в деле девицы Анны Гри­горьевой, если бы не появился еще один свидетель, подсказанный следствию Са­фоновым — Петр Харитонов, тоже милиционер, только уже не из 5-го участка, а из Главного милицейского управления. Милиционер Харитонов также неоднократно бывал на квартире у Посвольских, хорошо знаком с Анной Григорьевой и однажды случайно увидел у нее удостоверение «сестры милосердия в отряде Балаховича». И то, что Григорьева ругала советскую власть и оскорбляла товарища Троцкого «в лице его снимка в журнале», по его мнению, вовсе не случайно.

Теперь А.Григорьева уже обвинялась не просто в «агитации против советской власти», но в «принадлежности к белогвардейской банде Балаховича». На последу­ющих допросах выяснилось, что летом 1919г., когда в Пскове находились белые, Анне Григорьевой очень хотелось поехать в Ревель, чтобы найти там отца, уехав­шего от семьи еще до революции. Для этого нужен был пропуск. Белый офицер Утробин посоветовал ей записаться сестрой милосердия в белую армию, чтобы получить пропуск у эстонского коменданта. Григорьева дала согласие. Через не­сколько дней Утробин принес ей удостоверение, согласно которому Григорьева состояла сестрой милосердия в конном полку Булак-Балаховича. Но ни дня в нем не служила и в Ревель съездить не успела. Вскоре Псков снова стал советским.

5 декабря 1919г. коллегия секретно-оперативного отдела Гу6ЧК решила пре­кратить дело Анны Григорьевой за отсутствием состава преступления, а ее са­мою передала в Регистрационное бюро, которое занималось учетом всех подо­зрительных и ненадежных лиц на территории Псковской губернии.