От гарнизонной школы к военной гимназии

В сходной ситуации оказалась солдатка Татьяна Степанова. Как видно из архивного дела, её муж, крестьянин холмс-кого уезда Ермолай Фёдоров, в феврале 1813 г. был сдан в рекруты своей помещицей Екатериной Подчертковой. Во время пребывания солдата в отпуску у супругов родился сын Лазарь, которого записали в кантонисты и в 1829 г. отдали «на прокормление» матери. Кроме него, Татьяне Степановой пришлось содержать трёх племянников, также кантонистов. В 1840 г. все четверо юношей должны были поступить на службу. В связи с этим просительница писала: «Об муже же своём имею слух, что уже находится умершим. И так я при немолодых летах и бедственном моём положении, воспитывая сына и племянников и не имея надежды, чтобы муж мой возвратился на родину, должна буду лишиться теперешнего пропитания, ходить по миру и просить милостыню»42. Когда же пристав Шамшёв стал опрашивать вдову о службе её супруга, она призналась, что «не ведает», в каком он числился полку. Татьяна Степанова не смогла также представить документы о крещении сына. После долгой переписки чиновники признали Лазаря законнорожденным, но матери не вернули, ибо ему уже исполнилось 22 года.
Неукоснительному возврату в семьи, по законам того времени, подлежали кантонисты, не способные к службе по состоянию здоровья. Но таковыми признавались только юноши, страдавшие действительно тяжкими заболеваниями или увечьями. Оказавшись «на воле», они зачастую влачили самое жалкое существование, иногда даже нищенствовали. К этому следует добавить, что суровые условия жизни в кантонистских школах, грубая и однообразная пища, холод в помещениях, тяжёлые строевые занятия просто калечили юношей, не обладавших от природы крепким организмом. Так, в феврале 1843 г. майор Якубовский рапортовал губернатору, что кантонисты Фока Петров, Мовша Комадея и Василий Герасимов, «имея разного рода застарелые и неизлечимые болезни, не подают надежды к выздоровлению»43. Как видно из переписки, Фока Петров был почти полностью слепым, Мовша Комадея страдал золотушными язвами на руках, а Василий Герасимов — «английской болезнью». Все эти недуги воспитанники приобрели в полубатальоне. Совер-шенн9 непонятно, как вообще мог попасть в кантонисты солдатский сын Василий Логинов: по документам 1843 г. он имел «на спине большой горб и значительную слабость в ногах, отчего едва с помощью костыля может ходить»44.
Большие проблемы со здоровьем были и у некоторых наставников. Унтер-офицер Фёдор Аникин, который обучал кантонистов строю, по рапорту от 1843 г. «оказался имеющим большую слабость и трясение нижних оконечностей (так в документе. — А. М.) от сильной простуды»45. Специально собранная комиссия признала Аникина полностью негодным к службе и отправила его в городскую больницу. Вообще, начальство проявляло некоторую заботу о лечении служащих и воспитанников полубатальона. В мае 1838 г., например, 123 кантониста из Пскова были направлены в Старую Руссу «для пользования тамошними минеральными водами»46.
При всей строгости порядков и суровости быта кантонист-
ские школы приносили ощутимую пользу. Во-первых, трудно не согласиться с видным военным историком М. С. Лалаевым, писавшим, что без этих заведений «значительная масса» солдатских детей «оставалась бы иначе не только без воспитания, но, в большинстве случаев, и без всякого призрения»47. Во-вторых, унтер-офицеры, прошедшие кантонистские школы, как правило, отличались профессионализмом и стойкостью. Они доблестно сражались в многочисленных войнах первой половины XIX века и, по отзывам большинства современников, были надёжными помощниками обер-офицеров в подготовке молодых солдат. С другой стороны, именно кантонистские школы во мнении общества являлись символом суровой эпохи Николая I.
Неудачный для России исход Крымской войны сильно подорвал авторитет армии в целом и военно-учебных заведений в частности. Военный педагог Н. А. Якубович писал о том времени в своих мемуарах: «Солдатчина, кадетчина, ремешок, бурбон и другие выражения применялись на каждом шагу, ко всему, что носило военный мундир»48. Якубовичу вторит другой офицер, В. Г. фон Бооль: «После Крымской кампании, как известно, общество наше стало относиться с пренебрежением и даже несколько враждебно к воинскому званию»49. В то же время император Александр II и многие военачальники прекрасно осознавали, что необходимость коренной реорганизации вооружённых сил действительно назрела.
Кантонистские школы, будучи весьма одиозными учреждениями, привлекли внимание реформаторов одними из первых. В 1857 г. чиновник Комиссариатского департамента Военного министерства Львов в специальной записке решительно заявил о несправедливости порядка, когда «повинность, которая уже стала тягостна для отца, падает на всё
» Лалаев М. С. Наши низшие школы военного ведомства и близкие к ним по стоимости содержания интернаты других ведомств // Педагогический сборник. 1886. № 2. С. 241.
48 Якубович Н. А. Летопись и мысли старого педагога // Русская старина. 1913. № 6. С. 608.
49 Фон Бооль В. Г. Воспоминания педагога // Русская старина. 1904. № 8. С. 297.
поколение: от отца на сына, внука и т. д.»50. Он писал также, что родители всячески стараются спасти сынов от кантонистской лямки: «Солдатки при наступлении родов нередко оставляют настоящее местопребывание и, возвращаясь с новорожденным, называют его приёмышем… отсылают новорожденных для воспитания под разными наименованиями в другие селения и даже в другие губернии»51. О том, что Львов не сгущал краски, ярко свидетельствуют упомянутые выше прошения солдаток и многочисленные дела о беглых кантонистах из архива Псковской области. В конце записки автор делал вывод: «Пусть отец остаётся отцом, правительство никогда не заменит для детей заботливость родителей»52. Он предлагал зачислять солдатских детей в школы исключительно с согласия их родственников или опекунов и смягчить внутренний режим этих заведений.
В июне 1858 г. Александр II издал указ о реорганизации кантонистских школ в училища военного ведомства. Согласно утверждённому императором «Положению» их цель заключалась в «…образовании и приготовлении кондукторов, топографов, гравёров, словорезов и писарей для войск»53. Принимались туда как дети офицеров и дворян, так и солдатские дети, но исключительно на добровольной основе. Учебный курс делился на общий, продолжительностью четыре года, и специальный, в котором срок пребывания мог быть разным и зависел от профиля. Так, в писарском классе учились год, в кондукторских и топографических классах — два года. При Санкт-Петербургском училище военного ведомства имелись двухлетние учительские классы, выпускники которых затем служили в самих училищах. При Московском училище военного ведомства действовало отделение для подготовки учителей гимнастики, а при Омском — переводчиков с монгольского и татарского языков. Все выпускники училищ должны были
30 Львов. Исторический Взгляд иа происхождение кантонистов и заведений, в которых они воспитываются. Без места и года издания. С. 242.
51 Там же. С. 253.
52 Там же.
53 Положение об училищах военного ведомства, высочайше утверждённое 10 июня 1858 г. // ПСЗ. Собр. 2. Т. 33. Отд. 1. СПб., 1860. С. 731.
отслужить в военном ведомстве обязательные сроки: 10—12 лет. Для руководства новыми заведениями в Петербурге учредили Управление училищ военного ведомства во главе с генерал-лейтенантом В. К. Ливеном.
Реорганизацией Псковского полубатальона в училище руководил полковник Иван Васильевич Филатов, занявший должность в 1854 г. Впрочем, на своём посту он оставался недолго. В декабре 1858 г. вышел указ о переводе в Псков 360 воспитанников упразднённого Новгородского батальона кантонистов. Вместе с ними прибыл новый начальник — полковник Михаил Иванович Ермолин. По оценке Ф. А. Ушакова, он был «человеком дельным и очень энергичным начальником»54.