Педагогика по-кадетски

1908 учебного года: «Прежде всего следует безусловно запретить ношение собственных вещей и внушить кадетам, что такой обычай есть неделикатность по отношению к товарищам и именно тем, которые не могут себе позволить замену казённых вещей более ценными»115.
На заседании Педагогического комитета Псковского кадетского корпуса от 29 октября 1887 г. одним из поставленных на обсуждение вопросов был вопрос о «разлагающем влиянии на товарищеские отношения… стремления отдельных кадет к роскошеству»116. Ежемесячные отчёты офицеров-воспитателей за всё время существования учебного заведения изобилуют сведениями о наложении взысканий на воспитанников, проносивших в корпус лакомства и пытавшихся «усовершенствовать» форменную одежду.
Конечно, сотрудники всех корпусов, включая Псковский, не только противодействовали проявлению между воспитанниками розни, но и активно проповедовали идеалы товарищества, дружбы, взаимопомощи. Сведения об отношениях между воспитанниками и степени их сплочённости в обязательном порядке заносились в отчёты офицеров-воспитателей и аттестаты отдельных кадет. Судя по этим документам, а также по мемуарам, педагогам, как правило, удавалось добиться поставленной цели. Так, воспитанник Орловского корпуса Г. Месняев отмечал в автобиографической статье о кадетских корпусах: «Кадетская спайка всегда основывалась на чувстве абсолютного равенства между кадетами, сын армейского капитана и сын начальника дивизии, кадет, носящий громкую историческую фамилию и носящий самую ординарную, богатый и бедный, русский, грузин, черкес, армянин или болгарин, все в стенах корпуса чувствовали себя абсолютно равными»117. Ему вторит и воспитанник Псковского корпуса Б. Ждан-Пушкин в своей статье «Обаяние мундира»: «Я тоже ношу такой же мундир… я тоже принадлежу к той же тесной братской семье, мы все вместе, мы все заодно»118.
115 Педагогический сборник. 1907. № 1. С. 47. llfi ГАПО. Ф. Псковского кадетского корпуса. Оп. 1. Д. 75. Л. 82. 117 Месняев Г. Кадетские корпуса // Марков А. Кадеты и юнкера. Буэнос-Айрес, 1961. С. 18-19.
«» Ждан-Пушкин Б. Обаяние мундира // Пскович. 1916. № 1 (18). С. 19.
При этом, однако, представления о товариществе, распространённые среди воспитанников, во многом отличались от тех, что имелись у их наставников. Например, сплочённость кадет совсем не исключала такого свойственного всем корпусам явления, как неравноправное положение кадет разного возраста, некоторое угнетение старшими младших, которое на кадетском жаргоне называлось «цук>>. Сами кадеты в большинстве случаев возводили цук в ранг традиции и считали его неотъемлемой частью корпусной жизни, что осложняло борьбу с ним. Офицер-воспитатель 1-го корпуса С. Мельницкий (кстати, уроженец Псковской земли) писал по этому поводу: «Бороться с традициями очень трудно: они нрайятся кадетам, и последние считают каким-то преступлением отказываться и не следовать традициям, горячо всегда отстаивая их»119. Воспитанник Псковского корпуса А. Булгаков тоже подчёркивал это обстоятельство в мемуарах: «Кадеты цук понимали и оправдывали, почему протестов или жалоб никогда не бывало»120.
Справедливости ради следует заметить, что многие военные педагоги, служившие в кадетских корпусах, смотрели на цук сквозь пальцы, а иногда даже находили в нём положительный элемент, считая, что он способствует развитию у будущих офицеров сознания субординации и закаляет характер. Выпускник Нижегородского кадетского корпуса А. Спиридо-вич писал: «Начальство знало об этих наших обычаях, но не вмешивалось в них. Они регулировали нашу общественную жизнь, служили хорошей цели, хотя иногда бывали и грубы»121.
В тех, однако, случаях, когда цук полностью выходил из-под контроля педагогов, он мог принимать прямо-таки криминальные формы. Именно такая ситуация, к несчастью, сложилась в 1901 г. в Псковском корпусе. Заведением в то время
119 Мельницкий С. Трудности, встречающиеся на первых норах деятельности молодого офицера-воспитателя // Педагогический сборник. 1910. № 6. С. 611.
120 Булгаков А. В. Материалы для истории Псковского кадетского корпуса // Досуг кадета-нсковича. Париж, 1957. С. 21.
121 Спиридович А. А. Записки жандарма. М , 1991. С. 18—19.
руководил пожилой и безынициативный генерал И. А. Боголюбов. Пользуясь общим ослаблением контроля, несколько второгодников из 3-го класса и четырёхклассников сколотили нечто вроде банды. Вначале они, как свидетельствует протокол заседания Педагогического комитета, ограничивались тем, что отнимали у младших воспитанников наиболее вкусные кушанья. Затем, не встретив отпора ни со стороны сверстников, ни со стороны педагогов, «цукатели» стали притязать на большее, чем котлеты и булочки из корпусного обеда. Они принялись отбирать у мальплей их личные вещи, били и жестоко разыгрывали тех, кто был послабее122. Один из наиболее рьяных «мучителей», кадет 3-го класса С. Меньков-ский, даже заставлял младшеклассников красть для него понравившиеся вещи у других воспитанников. Он также приказал кадету 2-го класса И. Флёрову похитить у офицера-воспитателя К. М. Лялина коллекцию серебряных монет.
Постепенно поборы сменились издевательствами самого изошрённого свойства. «Цукатели» заставляли для собственной потехи младших воспитанников плясать, выполнять строевые упражнения, отвечать на циничные вопросы и даже драться друг с другом (это называлось «гладиаторский бой»). Особенно жестоким издевательствам подвергались кадеты, отличавшиеся религиозностью. В конце концов дело дошло до того, что наиболее ревностные поборники цука (кадеты С. Меньковский, Б. Зюков и В. Терехов) стали проводить циничные осмотры обнажённых малышей («шванц-парады») и было даже несколько случаев содомии123.
Наконец доведённые до отчаяния воспитанники пожаловались воспитателям, и началось разбирательство. Произошедшее даже стало известно великому князю Константину Константиновичу, который в то время занимал пост главного начальника военно-учебных заведений. По решению Педагогического комитета зачинщики преступлений (Б. Зюков, В. Терехов, С. Меньковский, Е. Кликович, А. Стоцкий)были исключены из корпуса на попечение родителей. Директор
И. А. Боголюбов, по настоянию великого князя, оставил должность124.
Педагогический комитет не ограничился наказанием непосредственных виновников и посвятил ряд заседаний выяснению причин происшедшего. Мать одного из исключённых кадет, сельская учительница Л. В. Меньковская, в своём письме в корпус не без основания возлагала часть вины за случившееся на воспитателей. «Что же наблюдали дежурные воспитатели, которым поручено воспитание детей? — восклицала она. — Неужели они не ведали, ночуя в одной комнате, о пьянстве, карточной игре, ещё худших вещах? Может быть, я не имею право писать всё это, но невольно вырывались эти слова из наболевшего сердца, за судьбу дорогих ему детей, на которых воспитатели не обращают ровно никакого внимания, если мальчик живёт, не нарушая тишины и порядка, внутренний мир детей им закрыт… но вот, если случится что-нибудь, нарушающее обычное спокойствие воспитателей, тогда они являются строгими, неумолимыми судьями и карателями неразумных детей за свои вины»125.
Хотя сын самой Меньковской едва ли подходил под определение «неразумного ребёнка», в письме было немало правды. Педагогический комитет признавал, что цук явился следствием как ложно понятого товарищества, так и превращения дисциплины, в практике отдельных педагогов, в чисто внешнее, формальное требование. Именно о таком развитии событий предупреждал журнал «Педагогический сборник»: «Если воспитатель игнорирует или не замечает внутренней жизни отделения, то правление «силача» сделается тираническим. С одной стороны произвол, поборы, издевательство, с другой детская злоба, негодование, сознание несправедливости, скрытность, угодливость или заискивание»126.